В сирое время века
себя судьбя
я, застрелив человека,
убил себя.

Грачи,
склевывающие бельма весны,
чистят на проводах горла,
и ошметки воспоминаний
горбят сны,
в которых все черно.

Не верьте, что в одиночной камере
человек одинок,
"одиночка" -это не наказание.
Я на вторые сутки уже взмок
от монолога собственного сознания.

Меня остригли до самых век
слез брызги
не судите меня, я - не человек,
я труп мысли.

Мне предлагают,
расшаркав честь,
есть суп,
А я не хочу есть,
Я - труп.

Ученые,
вам не сдвинуть философский
камень,
как не докопаться до тьмы
двадцать месяцев одиночных камер
страшнее, чем двадцать лет тюрьмы.

Сквозь мои виски прет седина
и тянется время
как капля с крана,
мне сейчас кажется, что жизнь не одна,
но все равно умирать рано.

Пусть я стал с виду колючим,
но не зацветет злоба в горшке глаз.
Люди!
Я не Юлиус Фучик,
Но я люблю вас!

Я не занимался йогой,
не посещал нирвану,
но даже
если это
все глупо
не дай вам бог
однажды увидеть в ванной
зеленое лицо
собственного трупа.

В сирое время века
себя судьбя
я, застрелив человека,
убил себя.

Горлом приговоренным
я царапаю на стене
о том, что хочу быть последним казненным
в моей стране.

Долой забытье,
долой транс!
От собственнного суда нет пощады.
Простите,
простите меня,
Герц Франк,
и
Прощайте
(с)